Мы проповедовали у онкоцентров
Марина вступила в организацию в 25 лет, когда серьёзно болела, — искала там чуда и надежды. Из-за секты отдалилась от матери и уволилась с работы. После запрета организации посещала её подпольно. Покинула «Свидетелей Иеговы» в июне 2018 года.
— В 25 лет у меня были серьёзные проблемы со здоровьем, в 2015 году перенесла две операции. Поехала в больницу за анализами, а результаты оказались плохими. Села во дворе больницы и заплакала. Ко мне подошли две женщины, успокаивали. Меня тронуло, что ко мне проявили сочувствие посторонние люди. Они оказались Свидетелями Иеговы, говорили о боге и приглашали меня на собрание. Я пришла.
Все радовались мне — вежливые, улыбчивые. Это меня и подкупило. К тому же, я искала надежды, чуда. И мне обещали спасение. Начала изучать Библию. И не понимала, что нам давали не её, а «планы» — тематические цитаты и то, как их следует трактовать. Это литература секты.
На тот момент из-за болезни я стремилась к одиночеству и перестала общаться с большинством друзей. В секте у меня появились новые знакомые. Это было похоже на влюблённость в организацию и людей, которые её представляли.
Без семьи и друзей. Мама была против секты. Мы ссорились. Я убеждала её, что всё в порядке и звала с собой на встречи. Сёстры учили меня, как построить с ней разговор, чтобы тоже вовлечь её в организацию. Когда стало ясно, что мама не согласится, те же люди внушали мне, что это Сатана действует её руками. Мол, это он хочет, чтобы я ушла из Свидетелей Иеговы. И я верила, что моя мать — «агент Сатаны». Наши отношения перестали быть доверительными. В какой-то момент мы стали чужими людьми, хотя жили под одной крышей.
Я пыталась пригласить на встречи Свидетелей всех своих старых знакомых. Представьте себе их реакцию! Не получила ничего, кроме негатива. В секте же меня убеждали, что не все готовы узнать «истинную веру» и просили пробовать ещё. После второго раза мой номер кидали в «чёрный список». Свидетели Иеговы уверяли, что те, кто не состоит в организации, на самом деле живут по нормам Сатаны, их истинная природа — зло. Поэтому общение с ними надо сократить, что я и сделала.
У меня начались материальные проблемы. Чтобы ходить на встречи, я отказалась от подработок. На основной работе тоже начались проблемы. В секте мне объяснили, что нельзя накапливать материальные богатства — всё равно они временные, а скоро Армагеддон. Вскоре денег у меня едва хватало на покрытие кредита и очень скромную жизнь. Как мне сказали, это было благословение от бога.
«Живой труп». Весной 2016-го я решила креститься в организации. Для этого мне предстояло стать некрещёным возвещателем — он достаточно хорошо знает учение, поэтому может проповедовать. Нужно было пройти собеседование. Его проводили трое старейшин и ответственная за меня сестра. Вопросы были странными. Что я делаю для того, чтобы привести мою семью в организацию? Состою ли я в отношениях с мужчиной, есть ли у меня секс? Какие виды секса я практикую? Как я отношусь к тем людям, которые живут гражданским браком? После собеседования меня не покидало чувство стыда.
Когда ты становишься некрещёным возвещателем, то ходишь по домам и проповедуешь. Сдаешь отчёты — сколько времени проповедовал, каких людей посетил повторно… Появилось чувство вины. Нам говорили: все те, кто не услышит благую весть, не имеют шанса спастись. Армагеддон переживут только члены организации. Получается, часть людей погибнет из-за тебя, потому что ты мало проповедуешь. Появилось чувство вины.
Опять же — чужим людям ты рассказал о Боге, а родную мать не спас. Она в организацию наотрез идти не хочет. Я жила с пониманием того, что мой близкий человек — практически живой труп, и это происходит по моей вине… Так нас учили. Такие переживания испытывают многие Свидетели Иеговы, и потому всё больше отдаляются от своих близких, если те не разделяют их взгляды.
«Обещали, что родные воскреснут». Нас учили проповедовать эффективнее. Например, специально выискивать людей, которые потенциально уязвимы и откликнутся на разговоры о боге. Именно поэтому Свидетели Иеговы довольно много времени проводят в больницах, возле домов престарелых, онкоцентров. Если видишь, что человек плачет, обязательно нужно подходить. Обязательно выяснять, есть ли у человека погибшие родственники, рассказывать о том, что они воскреснут, можно будет увидеть их снова, если человек будет изучать Библию. Это очень сильный фактор удержания людей. На собраниях очень много тех, кто пришёл из-за этой перспективы. Когда упоминается воскрешение, многие плачут.
Проповедь готовится с учётом текущей ситуации. Например, если идёшь проповедовать 8 марта, нужно заговаривать с женщинами, какая красота важнее — внешняя или внутренняя. Если завёл беседу в магазине, можно спросить, качественные ли сейчас продукты и кто может обеспечить качественное питание всем людям…
Из-за многочасовых проповедей я уволилась и стала фрилансером. Всё чаще приходилось брать деньги у мамы, чтобы закрыть кредит. Зная о моих проблемах, сёстры предложили мне наняться уборщицей. С хорошей работы я ушла фактически в никуда, потеряв даже больничные.
После запрета секты. В апреле 2017-го Свидетелей Иеговы признали экстремистской организацией. Но «братья» и «сестры» воспринимали это позитивно: мол, это признак того, что приближаются последние дни, значит, скоро Армагеддон. Жизнь стала гораздо сложнее.
Нам запретили говорить, что мы представляем организацию. Мы якобы проповедуем от себя, потому что прочитали в Библии, что именно этого ждал от нас Иисус. От нас потребовали скрывать от родных, что мы продолжаем ходить на встречи — мол, это не безопасно, нас сдадут полиции. Места и время встреч на квартирах было запрещено обсуждать с другими свидетелями — кто-то мог случайно проговориться и опять же сдать. Нельзя называть друг друга братьями и сёстрами. Мы больше не проповедовали по домам, только на улицах. Песни на встречах пели шёпотом — боялись, вдруг соседи услышат и вызовут полицию.
Поначалу вся эта игра в подполье была довольно весёлой. Никто не принимал всерьёз ни запрет, ни перспективу сесть в тюрьму. Нам казалось, что мы как первые христиане страдаем за веру. Но примерно к сентябрю 2017 года все наигрались и стали возвращаться к привычному распорядку. Только всё-таки встречались маленькими группами на квартирах.
На таких встречах я услышала истории тех братьев и сестёр, с которыми обычно не общалась. Оказалось, что многие находятся в депрессии, практически у всех проблемы с родственниками. На тот момент я уже знала, что проповедников учат специально улыбаться, одеваться в чистую одежду, всем рассказывать, что мы не пьём и не курим. Это создаёт имидж организации и удерживает новых людей. Так у меня спала пелена с глаз, и я начала относиться более критически к тому, что происходит.
Потом я узнала, почему организацию признали экстремистской. И поняла, что так больше продолжаться не может.
Путь домой. Очень тяжело было отказаться от привычного образа жизни, от знакомых и друзей, которых в случае ухода придётся потерять. Если тебя исключают официально — становишься «лишённым общения». Людям даже причину не назовут, а они с готовностью от тебя отрекутся. Даже если вы родственники — дети прекращали общаться с родителями и наоборот.
Переломным моментом для меня стал март 2018 года. Я пришла домой и сказала маме: «Прости меня, у тебя дочь экстремистка. Я буду что-то с этим делать, дальше так жить не хочу». Мы с ней посидели, поплакали, и я стала планировать свой уход из секты. Это был тяжёлый шаг...
С июня 2018 года я прекратила какие-либо контакты со свидетелями Иеговы и поменяла номер телефона. Чувствовала себя очень плохо. Обратилась за помощью к врачам и психологу. В итоге за два месяца мне удалось принять мой уход и перестать чувствовать вину и страх. Появилась возможность начать нормальную жизнь.
Конечно, проблемы ещё есть. Я пока не готова присоединиться к какой-либо религии. Летом прочитала Библию в синодальном переводе. Впервые для меня это книга предстала целостной, а не в виде отдельных цитат. Многие моменты впервые обрели смысл.
Сохранились некоторые приобретённые в секте психологические проблемы. Например, там мне стали навязчиво сниться кошмары. Мне сложно подойти и спросить дорогу у незнакомого человека, потому что это ассоциируется у меня с проповедью. Мой мозг автоматически продумывает при новом знакомстве, какой вариант проповеди рассказать человеку. Но я уверена, что пройдёт время, и эти последствия удастся преодолеть. По крайней мере, очень важно, что мне больше не хочется назад.